В современном российском политическом дискурсе нет персонажа более непривлекательного, чем чиновник. Неприятие этой фигуры из «вертикали власти» было всегда, возникло, видимо, с появлением самого чиновничества и вызвано преимущественно этическими причинами, точнее действием этического культурного кода [Красных 2003: 308-310]. Он проявляет себя не только эксплицитно: в концептуализации и категоризации действительности, предписаниях и запретах, но и в не меньшей степени имплицитно — на уровне пресуппозиций этического культурного кода, в частности ориентации на добро, социальное благо [Арутюнова 1999: 246-274]. И то и другое отражено в дискурсе в целом [Арутюнова 1990: 136-137] и в тексте как его минимальной единице. СМИ же формируют и тиражируют представления общества о чиновничестве [Добросклонская 2008], выступая в роли ретранслятора поведения чиновничества или комментатора его действий [Шейгал 2004: 54] с позиций общества, противопоставленного власти и чиновничеству как ее субъекту.

Действие этического культурного кода приводит к изменению структуры концепта чиновник [Воркачев 2003: 5-12] — к замещению ядерных компонентов значения периферийными, коннотативными, оценочными. Это можно проследить не только в дискурсе, но и в словарях.

Если верить толковым словарям [Большой толковый словарь 1998: 1480; Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов 2007: 1093; Словарь русского языка в четырех томах 1980: 678], ядерным элементом концепта чиновник является значение государственный служащий, поскольку это его прямое значение — лексический минимум концепта. Переносное значение и, следовательно, периферия концепта — это человек, служащий без интереса, бюрократически. А если верить словарям синонимов [Словарь синонимов 1976, 48; Александрова 1986, 589; Михельсон 1994: 505], то смысловое ядро понятия — вовсе не госслужащий, а как раз бюрократ, поскольку в синонимическом ряду бюрократ, чинодрал, чинуша, буквоед, чернильная крыса, канцелярская крыса, чернильная душа, приказная строка, приказной крючок, крапивное семя, довольно обширном, — только такие, в которых этический негатив — ядерный компонент значения. О том же свидетельствует словарь же М.И. Михельсона «Русская речь и мысль», который дает статьи «Чинодрал»и «Чинуш—чиноша (ирон.)» (в них слово чиновник появляется вообще только в толковании) и примеры из русской классики — ни одного хотя бы нейтрального контекста.

А если верить современной массовой коммуникации, то современный чиновник стал олицетворением всего государственного зла и самые сильные оценочные синонимы прошлого — канцелярская крыса и крапивное семя — уступают место еще более эмоционально и социально насыщенному — социальный паразит [См., например, Аргументы и факты, 17.02.2010]. В коммуникации частотны номинации паразитическое сословие чиновников, чиновники-коррупционеры, чиновники-взяточники, тупые чиновники, цинизм и безразличие чиновников. Какому человеку такое понравится? А чиновник тоже человек.

Коммуникация и язык в целом фиксируют реакцию аудитории на поведение адресанта (в политическом дискурсе СМИ это политик, чиновник). Эта реакция обусловлена этическими причинами

—           несовместимостью фигуры и действий чиновника с представлениями общества о социальном благе.

Такая реакция аудитории прослеживается прежде всего в дискурсе, в выборе актуальных тем и в том, что по их поводу сказано. Далее от бесконечного повторения сказанное закрепляется в языковой картине мира на уровне концептуализации, формирования стереотипов, категоризации явлений действительности, а эксплицируется в номинации, в частности в метафоре, словообразовании, сочетаемости, ассоциативных связях лексем, когнитивных конфликтах между словотворчеством коммуникаторов и тем, что запечатлено в языковой картине мира аудитории.

Собственно то, что происходит с концептом чиновник, — перемещение оценочного компонента концепта в ядерную зону (о чем шла речь выше) и связанное с этим преобразование понятия из дескриптивного в оценочное — обусловлено перманентной «любовью» общества к этому сословию.

На изменение конфигурации концепта чиновник немалое влияние оказывают смежные, связанные с ним концепты. Главный из них

это концепт коррупция. Он разрастается и втягивает в свою орбиту не только концепт чиновник (что исторически обусловлено), но и концепты государство, правосудие, власть, которые теперь в основном предоставляют две линейки услуг — наезды и крышевание — и в структуре концепта выступают как обобщенный субъект коррупции. Так, несколько лет назад возник новый прецедентный феномен — Басманное правосудие, т.е. коррумпированное, далекое от цели судить право. А утверждение: Милиции у нас теперь боятся больше преступников — стало общим местом в выступлениях СМИ на общественно-политические темы.

Определение государства как коррумпированного — одно из самых частотных. Номинации государственная коррупция, коррупция в высших эшелонах власти, коррумпированная бюрократия, средний коррумпированный чиновник, коррумпированный бизнес, коррупционная емкость закона также представляют государство как обобщенный субъект коррупции. Уже несколько лет пополняется языковая коллекция оборотней в погонах, в партийных погонах, во власти, на таможне, в пиджаках, с героином (о милиции, приторговывающей по совместительству наркотиками), в ГАИ, с мандатами и т.п. Хотя последнее время потенциал этой метафоры иссякает, но это не значит, что коррупционеров стало меньше.

Коррупция стала градуироваться по уровням: раньше по определению она была принадлежностью высших эшелонов власти и государственных служащих, а теперь появилась низовая коррупция, бытовая коррупция — поборы и вымогательство со стороны врачей, учителей, коммунальщиков и др. специалистов, с кем мы сталкиваемся ежедневно и кого нищенской оплатой труда и безнаказанностью государство само подталкивает к подобным действиям.

Но тем не менее коррупция была и остается прежде всего прерогативой высшего чиновничества, о чем свидетельствует развитие номинаций ее объекта — взятки. Помимо оживших традиционных ее наименований мзда и барашек в бумажке, в коммуникации появились новые, соотносимые только с чиновничеством: административная рента, административное сопровождение, непроизводственные расходы, цена вопроса, воздух — деньги, уплачиваемые за нужную документацию и разрешения на какую-либо деятельность. Причем платят их, как правило, не за то, чтобы чиновник совершил что-то не совсем законное, а за то, чтобы он вовремя и без проволочек выполнил свои обязанности. В госучреждениях вроде всяких регистрационных палат даже появилась традиционная формулировка: чиновник, принимая документы к рассмотрению, спрашивает клиента: Как будем выдавать документы: с сопровождением или без сопровождения? Формулировка без сопровождения обозначает всяческие проволочки с принятием нужного решения и целенаправленную трепку нервов клиента.

Появился особый вид взятки: откат — 1) процент от выделенных государством средств, возвращаемый чиновнику в виде «благодарности» за принятие нужного решения; 2) процент от прибыли будущего предприятия, который будет выплачиваться чиновнику, давшему соответствующее разрешение. А у самих высших чиновников — новый вид деятельности — распил, т.е. разворовывание государственных средств под видом выполнения государственного задания. Точнее, речь идет не столько о новом виде чиновничьего воровства, сколько о том, что в силу масштабности и антиобщественной значимости он получил номинативное оформление и внес еще один штрих в родственные концепты коррупция и чиновник. Откаты и распилы стали настолько всеобъемлющим явлением, что появились их ироничные наименования — пилинг и откатинг. Эти словечки стали победителями конкурса «Слово года — 2009».

Наименования некоторых профессий (менты, ДПСники, ГАИшники, силовики) также развили в своем значении сему коррупционности, безответственности, злоупотребления властью.

Конкретный субъект коррупции в СМИ в основном представлен прозвищами типа Миша-два процента (это про упомянутые откаты), Паша-мерседес (оба прозвища принадлежат ославленным СМИ министрам-коррупционерам) и именами конкретных чиновников-коррупционеров, которые попадают в поле внимания СМИ.

Для политического дискурса, в частности формирования концепта чиновник, существенными оказываются представления адресанта об аудитории как объекте управления, отраженные в языке, например в новоязе. Еще К.И. Чуковский заметил, что новояз (по Чуковскому — канцелярит) специально создан, «чтобы прикрывать наплевательство к судьбам людей и вещей <...> Уводя нашу мысль от реальной жизни, затуманивая ее мутными фразами, этот жаргон был по своему существу — аморален» [Чуковский 1962: 123]. Каков накал страсти в этой оценке, если К.И. Чуковский дает ее вразрядку! Он говорил в основном о результатах целенаправленного чиновничьего языкотворчества.

Но слово и тем более дискурс в целом отражает говорящего и в неожиданных для него ракурсах. Слово невольно для его творца обнажает мотивы, руководящие им на уровне коллективного бессознательного. Для современного чиновничества один из них — пренебрежение к выполняемому делу и людям, гражданам (на которых оно поставлено работать), отношение к ним как к учетно-канцелярско-бухгалтерским единицам.

Возьмем, к примеру, основу чиновничьего языка — деловую терминологию, номенклатурные наименования и профессиональный жаргон. Какой цинизм зафиксирован в наименовании параолимпийские игры. Пара — это или около, или отклонение от нормы. Следовательно, параолимпийские игры — около олимпийские игры около людей с отклонениями от нормы? Во время монетизации льгот появилось понятие дорого стой — больные, которые требуют для лечения слишком много средств от государства и поэтому никогда их не получат. Такой же бытовой цинизм демонстрируют аббревиатуры ново яза ВВОВ, УВОВ—ветеран и участник Великой Отечественной войны. Но в этих наименованиях сема человек еще присутствует (хотя сам человек уже приравнен к вещи: аббревиатурами называют неодушевленные сущности), а в аббревиатуре бомж — без определенного места жительства — вообще только подразумевается. Для сравнения: в царские времена эти граждане назывались босяки, в советскую — бичи. Бич — это бывший интеллигентный, но все-таки еще человек.

Пренебрежение приличиями вкупе с некоторой эстетической недоразвитостью порождает номенклатурные наименования типа МУДО, МУДЕЗ, ГБСРАН, ССУ, ГАМНО и под. (не подумайте ничего плохого: последнее, например, — это государственная автономная муниципальная некоммерческая организация, предпоследняя — сметно-строительное управление). А вот работать в этом МУДО — муниципальном учреждении дополнительного образования (в переводе на русский — художественной или музыкальной школе) будут не учителя музыки или рисования, а педобразы — педагоги дополнительного образования.

Но, при этико-языковой глухоте по отношению людям и вверенному делу, чиновникам не безразлично, как именуют их в СМИ. Большинству из них не нравится, когда их называют чиновниками, они бы предпочли именоваться госслужащими [Петухов 2006: 9-15].

Автор: Т.И. Сурикова (Москва)