В последние десятилетия наблюдается повышенный интерес лингвистов к проблемам мотивации производных слов [Козинец 2008: 97], словообразовательной полисемии [Ширшов 1996: 65], морфонологических явлений при деривации. В то же время можно отметить, что специальных исследований по словообразовательной полисемии отглагольных суффиксальных существительных нет. Не были предметом самостоятельного рассмотрения многозначные отглагольные суффиксальные существительные также и со стороны морфонологических особенностей их деривации.

Нами проанализированы отглагольные суффиксальные существительные, зафиксированные в толковых словарях, которые имеют не сколько значений в современном русском языке. Рассматривались многозначные производные существительные, образованные не только по продуктивным и регулярным словообразовательным типам с помощью продуктивных и регулярных суффиксов, но подвергались анализу и производные существительные, образованные с помощью нерегулярных и непродуктивных суффиксов, а также производные, созданные с помощью уникальных суффиксов. С учетом словообразовательного значения, типов мотивации были выделены и описаны лексические дериваты мутационного типа с общим словообразовательным значением "носитель процессуального признака" и синтаксические дериваты транспозиционного типа с общим словообразовательным значением "отвлеченное действие (состояние)", а также рассматривались многозначные существительные, являющиеся в одних значениях лексическими дериватами мутационного типа, а в других — синтаксическими дериватами транспозиционного типа.

Языковая личность — это совокупность способностей и характеристик человека, обусловливающих создание и восприятие им речевых произведений (текстов), которые различаются степенью структурно-языковой сложности, глубиной и точностью отражения действительности, определенной целевой направленностью. В этом определении соединены способности человека с особенностями порождаемых им текстов.

Рассмотрим современную языковую личность в контексте политического дискурса. Под дискурсом мы понимаем связную речь в совокупности с нелингвистическими обстоятельствами ее протекания, речь во взаимосвязи с живой жизнью: ее событийным контекстом, социальными и психологическими характеристиками говорящих.

Одной из приоритетных задач современного вузовского образования является задача подготовить специалиста, способного в современных условиях выполнять возложенные на него функции управления, организации производства, установления продуктивных связей со всеми вступающими в коммуникацию общественными силами, что невозможно осуществить в том случае, если соответствующий специалист не является сформированной языковой личностью.

Системное управление языковым развитием студентов высших учебных заведений актуализируется многочисленными негативными процессами, сопровождающими развитие молодого поколения: снижением уровня гуманитарной, и в том числе языковой подготовки выпускников средних учебных заведений, постепенным ослаблением речевой культуры общества и мотивации к формированию языковой компетентности, что в значительной мере определяется агрессивным воздействием на человека, чье становление происходит в информационной среде, со стороны средств массовой информации, не только не способствующих повышению статуса русского языка, но нередко ориентирующих молодого человека, живущего в этом информационном пространстве, на неуважение к отечественной словесности, уродование и унижение Слова.

При обсуждении проблемы соотношения и исторической конкуренции исконных и иноязычных слов легко перейти грань научной корректности и отступить в суровый пуризм или в благожелательный нигилизм. Кроме того, когда разговор заходит о тенденциях в этой сфере, о причинах и следствиях, вызываемых таким явлением, как заимствование, по-видимому, нельзя замыкаться в рамках исключительно науки о языке. Наблюдаемый в последние 20 лет процесс вестернизации русского языка требует философского осмысления, в частности предполагающего безусловное принятие во внимание борьбы глобального и национального, характерной для большинства современных культур.

Ясно, что наплыв иноязычных элементов в русское речевое пространство есть явление естественное и закономерное. С одной стороны, усталость соотечественников от идеологических запретов советского времени и заманчивость заграничной жизни во всех её проявлениях, с другой стороны, актуальная в эпоху глобализации англоязычная экспансия сыграли здесь свою роль. Таков знак времени. Призывы сопротивляться распространению заимствований в русском языке малопродуктивны и во многом бессмысленны. Тем более что иностранные слова, как правило, успешно выполняют целый ряд лингвистически мотивированных функций, среди которых, как минимум, можно назвать номинативную, информативную, экспрессивную, когнитивную и корпоративную.

В последние годы существования СССР в общественно-политическом дискурсе появилось новое положение. Его суть сводилась к тому, что в нашей стране сформировалась новая социалистическая общность — советский народ. Тогда подобное утверждение большинством было воспринято как очередная идеологема власти — вроде многозначительных определений типа «развитого социализма» и пустопорожних лозунгов «Экономика должна быть экономной». Но вскоре незыблемое в своем много десятилетнем застое государство распалось, и это начавшее складываться новое единство «советский народ» вдруг оказалось в разных государствах с разнородным политическим устройством, а новые реалии — административные и политические границы — и впрямь резали страну по живому, насильственно разделяя даже близких (иногда на уровне родственных и семейных связей) людей. Отныне бывших граждан бывшего могучего государства связывало только их общее горькое и святое прошлое — и язык.

И поскольку язык не только отражает общественное сознание, но и сам влияет на ментальную картину мира и впрямую конструирует то, что мы называем реальностью, потому и процессы, происходящие в русском языке в последние годы, вызывают столь пристальный интерес и оживленные дискуссии, а изменения грамматических и лексикологических норм зачастую провоцируют болезненную общественную реакцию. Ситуация выглядит тем более контрастно, что на протяжении долгих десятилетий и еще до недавнего времени обстановка оставалась вполне спокойной и даже застойной и ни талантливые научно-популярные передачи, ни самые хорошие школьные учителя не могли пробудить интерес ни к принципам правописания, ни к культуре речи. Незначительные изменения, которые вносились в словари после неудавшейся попытки реформы орфографии начала 1960-х гг. (радикальных предложений Хрущева «пусть пишется как слышится»: мыш, ноч, платьеце), не вызывали возражений, да они и были минимальными и практически незаметными. Что же касается преподавания русского языка, то повторение материала в старших классах (иными словами, в объеме, необходимом школьникам не только для поступления в вузы, но для всей их дальнейшей жизни) велось по стереотипно издававшемуся с 1956 г. учебнику В.Ф. Грекова, С.Е. Крючкова, Л.А. Чешко «Пособие для занятий по русскому языку в старших классах средней школы». Лишь однократно в конце 1970-ых годов в это издание были внесены небольшие изменения, и в таком виде учебник просуществовал до падения СССР. На сегодняшний день среди тех, кто закончил среднюю школу в советские времена, не может быть людей, не учившихся по этому учебнику. В переработанных (не во всем удачно) вариантах он существует и поныне.

Языковая политика (языковое планирование и языковое строительство как совокупность практических мер воздействия на функциональную сторону языка) при всей своей значимости недоступна для односложных решений. «Согласно получившим распространение в социолингвистической науке концепциям, властные структуры и специалисты по регламентации языкового существования и использования в обществе наделяются функцией вмешательства в стихийный процесс развития языка и осуществления, тем самым, организационного руководства этим процессом» [Гришаева 2007: 3].

Языковая политика индивидуальна как по природе, так и по методам применения к частной социополитической ситуации и прежде всего имеет дело с выбором языка, формы существования языка, языковой единицы для тех или иных коммуникативных целей. Программы языковой политики составляются для решения языковых проблем, возникающих в том или ином обществе.

В Тюменской области проживают представители 150 национальностей. Русским языком владеют представители каждой из них, другая картина наблюдается относительно знания родного языка (языка предков). Перспективы развития двуязычия и билингвизма в области невысокие. Особенно в русле двуязычия среди русскоговорящего населения — русский язык достаточен для полноценной коммуникации, и потребности в изучении второго языка, языка народа, проживающего рядом, — нет. Если представители других национальностей активно изучают русский язык, то среди русского населения двуязычие не развито — перепись 2002 г. отметила, что ненецким языком владеют 96 русских. Такая ситуация была не всегда. Первые переселенцы стремились изучать язык коренных народов для ведения торговых дел, переговоров. Вторая Остяко-вогульская окружная партийная конференция 1934 года обязывала «каждого коммуниста изучить один из национальных языков» [Из истории...1986: 153].

Покажем перевод, характеризующийся, с нашей точки зрения, некоторой прагматической неадекватностью, на примере предложения из произведения «Любовник Леди Чаттерлей» Д.Г.Лоуренса. Downhill, in the wake, came Constance in her grey dress, watching the chair jolt downwards (D.H.Lawrence. «Lady Chatterley’s Lover», chapter XIII).

Конни в сером домашнем платье двигалась в кильватере, не спуская глаз с подпрыгивающего на спуске кресла (И.Багрова, М.Литвинова).

За Клиффордом, глядя вслед покачивающемуся креслу, спускалась по склону Конни. На ней было серое платье (В.Чухно, Ю.Жукова, М.Кан и др.).

Вниз в кильватере спускалась Констанс в своем сером платье, наблюдая, как трясется по склону кресло (И.Гуль).

Первый перевод прагматически неадекватен, так как произведена перестановка компонентов предложения, нарушившая исходную темарематическую структуру и вызвавшая некорректную постановку фразового ударения на обстоятельство «в кильватере», не несущее ударения в английском предложении. Инверсия устранена, происходит лексическое опущение «downhill», никак не компенсируемое. Подлежащее «Конни» преобразуется в тему высказывания, в то время как в данном английском предложении оно темой не является. Второй и третий переводы представляются адекватными. Во втором переводе применен комплекс методов: происходит перестановка компонентов предложения, влекущая не утрату инверсии, а постановку деепричастного оборота в начало предложения, перед сказуемым, за которым следует обстоятельство места, занимающее предполье в оригинальном предложении, затем – подлежащее. Кроме того, происходит членение предложения. Несогласованное определение выносится в отдельное предложение, причем в последнем порядок слов также обратный, в результате чего подчеркнутым оказывается «серое платье».