При обсуждении проблемы соотношения и исторической конкуренции исконных и иноязычных слов легко перейти грань научной корректности и отступить в суровый пуризм или в благожелательный нигилизм. Кроме того, когда разговор заходит о тенденциях в этой сфере, о причинах и следствиях, вызываемых таким явлением, как заимствование, по-видимому, нельзя замыкаться в рамках исключительно науки о языке. Наблюдаемый в последние 20 лет процесс вестернизации русского языка требует философского осмысления, в частности предполагающего безусловное принятие во внимание борьбы глобального и национального, характерной для большинства современных культур.

Ясно, что наплыв иноязычных элементов в русское речевое пространство есть явление естественное и закономерное. С одной стороны, усталость соотечественников от идеологических запретов советского времени и заманчивость заграничной жизни во всех её проявлениях, с другой стороны, актуальная в эпоху глобализации англоязычная экспансия сыграли здесь свою роль. Таков знак времени. Призывы сопротивляться распространению заимствований в русском языке малопродуктивны и во многом бессмысленны. Тем более что иностранные слова, как правило, успешно выполняют целый ряд лингвистически мотивированных функций, среди которых, как минимум, можно назвать номинативную, информативную, экспрессивную, когнитивную и корпоративную.

Пафос настоящей статьи заключается в ратовании за сохранение значительного пласта постепенно исчезающих из повседневной речи исконно русских слов и за преодоление случаев бездумного, необоснованного использования тех заимствованных единиц, которые нередко явно избыточны как по форме, так и по содержанию.

Забота о сохранении ресурсов родного языка должна быть сродни бережному отношению к окружающей нас природе, — неслучайно в последние два десятилетия в гуманитарной науке всё чаще стали применять новые термины «экология слова» [Скворцов 2007], «экология языка», подчёркивающие важность борьбы за чистоту среды речевого обитания. В ситуации, когда словарный запас многих носителей языка в силу ряда причин весьма скуден и когда заимствования продолжают свой натиск по всем уровневым фронтам нашего языка, состояние русского лексикона вызывает определённое беспокойство.

Весьма распространённой в настоящее время является позиция благодушного отношения филолога к наплыву иноязычных единиц в русском языке. Дескать, проблемы здесь никакой нет: все естественные живые языки, развиваясь, обогащаются за счёт заимствований, и в этом обнаруживается залог полноценной, здоровой языковой динамики. В целом это резонно, однако должен ли филолог оставаться только в позиции пассивного наблюдателя, исследователя, бесстрастно фиксирующего и анализирующего происходящие в языке процессы, или же он иногда должен брать на себя и функции своего рода «эколога языка», говорящего о гигиене речи и о необходимости сохранении видового разнообразия русских слов? В последнем случае важно доносить до аудитории, особенно молодой её части, сведения о богатстве родного языка, о возможностях синонимики и фразеологии, помогать расширять как пассивный, так и активный словарный запас.

Сужение индивидуального речевого словника не только ограничивает способность говорящего к точному выражению своих мыслей, но и обедняет общую коммуникацию. То, что раньше составляло неотъемлемую часть повседневной речевой практики, теперь стало средством литературных изысков. В отличие от редчайших и полуискусственных лексических единиц, зафиксированных в словаре А.И. Солженицына [Солженицын 2000], на периферию современной русской речи уходят многие выразительные живые слова. Среди них не только явно устаревающие лексемы дебелый, кондовый, кручина, пагуба, тороватый, но и вполне «пристойные» слова даровитый, дивный, досужий, изрядный, ладный, отменный, отрадный, переимчивый, постылый, потешный, ребячливый, резвый, чинный, чудный и др. Всё реже встречаются глаголы бранить, докучать, журить, корить, оторопеть, поведать, ручаться, сетовать, сулить, тужить, удручать и др.

Всё это уже полузабытые, неординарные в речевом отношении единицы, которые в лучшем случае имеются лишь в пассивном лексиконе индивида. Говоря о таких оценочных словах, как дивно, восхитительно, отменно, бесподобно, обворожительно, волшебно, Л.А. Капанадзе подчёркивала: «Ведь эта частично устаревшая и в большей своей части неразговорная лексика в устах нашего молодого современника выглядела бы, пожалуй, не менее искусственно и дико, чем "лажа" и "сила" [Капанадзе 1965: 49]. Но заметим, что, используя жаргонные и новые заимствованные слова, наши современники обычно стараются добиться как раз подобного эффекта речевой неординарности. Примечательно, что, например, слово дивный, семантически несколько обновлённое, встречается в молодёжном жаргоне. Таким образом, редкие, устаревающие слова способны получать в современной речи, как это ни парадоксально, так называемую «экспрессию новизны». Иначе говоря, в стилистическом отношении они могут в настоящее время составить здоровую конкуренцию жаргонным и модным иноязычным словам.

Неравнодушные к судьбе родного языка общественные группы могут по мере возможностей реализовывать собственные инициативные проекты. Так, во Франции уже давно с переменным успехом ведётся кампания по защите национального французского языка. Известный журналист Бернар Пиво долгое время вёл соответствующую программу на французском телевидении, а в 2004 г. выпустил книгу «100 mots а sauver», название которой переводится на русский язык примерно как «100 слов, которые нужно спасти». При этом читатели-энтузиасты активно участвовали в подготовке данного издания [Кронгауз 2007: 96-97].

Отсутствие беспокойства насчёт постепенной утраты поистине золотого фонда русских слов можно принять, если вынести за скобки национальную культурную традицию и духовную связь поколений. Даже такой скептически относившийся к пуризму исследователь, как Г.О. Винокур, отмечал: «Заботиться о чистой речи не бесполезно и говорить о правильности её не бессмысленно только тогда, когда защищается не догма и не традиция как традиция, а некоторый культурный принцип и смысловой закон» [Винокур 2006: 84]. Настораживает тот факт, что из речевой практики уходят слова, рождённые в недрах народного сознания, а на смену им являются чужеземные, наносные единицы языка, насаждаемые населению интеллектуально активным меньшинством (в первую очередь посредством СМИ). По словам М. Хайдеггера, «мы видим в звуковом и письменном образе тело слова, в мелодии и ритме — душу, в семантике — дух языка» [Хайдеггер 1993: 203]. Восприятие слов чужого происхождения без осознания их содержания и внутренней формы может стать механическим, без собственно ощущения слова во всей полноте его качеств.

Признание явления заимствования в языке естественным и целесообразным не должно означать безусловного примирения со случаями неудачного, несообразного логике включения иноязычных элементов в русскую речь. Современная культурно-речевая ситуация позволяет делать вывод о существовании подобных аномалий на всех ярусах языковой системы.

1.            Фонетический. Известно, что заимствованные слова при их освоении принимающей системой языка так или иначе подчиняются её фонетическим требованиям. Однако среди многочисленных иноязычных единиц есть и такие, которые определённо нарушают негласные нормы фоноэстетизма (апгрейд, бэйсджапминг, докью-фикшн, инаугурация, мерчендайзер, стритрейсинг, экшн и др.).

2.            Графический. Распространение англицизмов нередко влечёт за собой латинизированные варианты их написания. Названия торговых марок, автомобилей, заведений, зарубежных источников информации часто пишутся без посредства кириллической графики. Здесь особенно чувствуется веяние духа глобализации, когда открытость экономических границ способствует распространению универсальной латинской письменности. Влияние западных технологий сказывается на смешанном графическом облике многих неологизмов, преимущественно в книжной речи: ip-адрес, web-страница, sms-голосование, dwd-диск, fashion-шоу, call-центр, DDoS-атака и др. Довольно привычными стали следующие формы написания: e-mail, test-drive, DJ, after-party и др. Возможно, их ещё ждёт свой этап графической русификации, однако большое количество латинизированных единиц в современном русском словоупотреблении весьма примечательно.

Введение в обиход некоторых новых иностранных слов затрудняет орфографическое усвоение с устоявшимся написанием. Ср.: экстрим — экстремальный, инжиниринг — инженер.

Лексический. В соответствии с этим критерием можно говорить о целесообразности огромного количества заимствованных слов в современном русском языке. Средства массовой информации (и особенно пресса) ежедневно преподносят читателям новые иноязычные единицы, о значении которых можно только догадываться. Даже люди, владеющие иностранными языками, далеко не всегда могут понять содержание многочисленных неологизмов. При затемнённости внутренней формы заимствованных слов часто привлекательно выглядит их внешняя форма, что, в принципе, создаёт условия для иноязычной номинации объектов с целью повышения престижа референции. Кроме многочисленных иностранных слов типа афтепати, батл, гэг, инсайд, месседж, омбудсмен, праймериз, спойлер, тренд, флешмоб, хеппенинг, шопинг и др., появляются избыточные лексические единицы, мотивированные исключительно «экспрессией новизны» номината: секьюрити вместо охрана, коуч вместо тренер, лузер вместо неудачник, микс вместо смесь, сэйл вместо распродажа и т.п. «Поверхностность — вот что чаще всего оскорбляет нас в новом словечке. Не в том дело, что оно отказывается от почтенной старины, но в том, что отказывается от неё, на наш взгляд, без всякой необходимости» [Горнфельд 1922: 54]. Впрочем, языковые перспективы отмеченных неологизмов сомнительны: вряд ли им удастся по-настоящему потеснить закрепившиеся в русском языке слова. Более актуальным здесь видится вопрос культуры использования заимствованных единиц.

4. Грамматический. Известно, что «значительная часть заимствований из иностранных языков латинизирована: мы говорим "революция", а не "революсьон", "индустрия", а не "эндюстри", "демократия", а не "демокраси" [Волков 2003: 273]. Однако в последние годы существует тенденция введения в речевой обиход единиц с англизированной грамматической формой типа продакшн, промоушн, ресепшн, экшн, нарушающей традиционное представление о склонении существительных в русском языке. Попытка столь буквального включения англицизмов в русскую речь свидетельствует о недостаточно чутком отношении к родному языку.

Нарушают русские грамматические каноны случаи использования латинизированных брендовых названий в их несклоняемом варианте. Особенно резко такие формы звучат в устной речи: «Всегда с Coca Cola», «Повод для Rollton», «с новой Rexona», «на только что купленной "Toyota" и т.д.

Чрезмерное увлечение междометными словами типа wow (вау), oops (упс), yes (йес) ведёт к неоправданному засорению речи. Вызывает сожаление, что в рекламных роликах, рассчитанных на детскую и подростковую аудиторию, применение этих эмотивных варваризмов активно эксплуатируется, вопреки тому, что у всех указанных единиц есть русские соответствия.

Все рассмотренные случаи использования иностранных единиц в русской речи представляют собой лишь те крайности, которые можно избежать при вдумчивом и бережном отношении к родному языку со стороны чиновников, журналистов, комментаторов и прочих «властителей дум».

Кто бы что ни говорил, языковая политика должна себя реализовывать не только в решении больших задач языкового строительства, но и в плане последовательного культивирования экологии слова. Важным шагом здесь явилось создание в 2007 году российского правительственного фонда «Русский мир», призванного всемерно содействовать гармоничному развитию русского языка. Если бы не заведомо предполагаемые административные перегибы, можно было бы предложить введение некоторых мер по защите русской речи от нигилистического к ней отношения со стороны ответственных публичных лиц. Наверное, мог бы быть ужесточён спрос с редакторов, журналистов, владельцев учреждений за производство и распространение неграмотных текстов. Могла бы прижиться, например, практика взимания налога с тех заведений, которые в своей публичной рекламе используют латинскую графику.

Однако главную роль в сохранении чистоты и богатства современного русского языка должны играть сами говорящие/пишущие, те люди, чья воля в решении многих текущих задач могла бы заложить основу гражданского общества. Преодоление речевого нигилизма, повышение общей культуры носителей языка могли бы не только помочь справиться с проблемами в области экологии слова, но в общем оздоровить атмосферу в нашем социуме.

Литература

1. Винокур Г.О. Культура языка. М., 2006.

2. Волков А.А. Основы риторики. М., 2003.

3. Горнфельд А.Г. Новые словечки и старые слова. Петербург, 1922.

4. Капанадзе Л.А. Жаргоны и «модные» слова // Наша речь: как мы говорим и пишем. М., 1965.

5. Кронгауз М.А. Русский язык на грани нервного срыва. М., 2007.

6. Скворцов Л.И. Экология слова, или Поговорим о культуре русской речи. М., 2007.

7. Солженицын А.И. Русский словарь языкового расширения. М., 2000.

8. Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993.

Автор: С.А. Журавлёв (Йошкар-Ола)